[Elvira]

Ксения Кример

Я выходила на все «болотные» митинги, на проспект Сахарова, против войны в Украине, на шествия в память о Немцове, по поводу дела «6 мая», даже против ареста Навального в июле 2013-го, хотя совсем не его сторонница. Я никогда прежде лично не сталкивалась с насилием со стороны полиции, и в этот раз, 27 июля, видела его вблизи, но не испытала на себе. Меня совершено ужасают видео избиений на Лубянке, я даже не с первого раза смогла их досмотреть.

Думаю, что мой опыт light, по сравнению с избитыми, с теми, кто провёл выходные в ОВД, но, честно говоря, смотреть хронику митинга было страшнее, чем находиться внутри него. Было невероятное чувство солидарности, было много молодых людей, в которых было много свободы, достоинства и бесстрашия, которые осаживали тех, кто начинал как-то агрессивно реагировать на происходящее. Ненавижу это придыхание по поводу «людей с хорошими лицами» — лица по обе стороны были очень разные, но вокруг меня участники протеста вели себя очень по-человечески, цивилизованно и подчёркнуто неагрессивно, поднимая руки и скандируя «Мы без оружия».

Я сама постоянно останавливала более старших дядек, которые начинали задирать и оскорблять оцепление, молодых ребят-призывников, судя по виду: «Они тупое стадо, фашисты, в хорошие вузы не поступили и подвизаются в мусорах». Вот зачем это?

Страшно было несколько раз — когда на Пушкинской полиция выдавливала людей с Тверской, что спровоцировало давку — я боялась, что люди станут падать в дыру перехода рядом с «Арменией». Второй раз, уже на Трубной, в начале митинга ОМОН внезапно побежал на толпу со спины, началась паника, и люди вокруг меня побежали, спотыкаясь о ладные собянинские бордюры — одна девушка разбила ногу до крови. Это длилось недолго, но было очень неприятно. А потом уже началось это вбегание ОМОНа тевтонской свиньёй на площадь: лица у них были закрыты и тканевыми масками, и щитками, броня по всему телу. Когда лиц не видно, никакого человеческого контакта, как с полицией утром, с которой многие пытались нормально говорить о коррупции, уже невозможно — появляется тупая, животная жестокость: они жёстко выкручивали руки, хватали людей за все конечности и несли лицом вниз, кого-то даже роняли — наблюдать это очень страшно — за других, но не за себя почему-то, хотя они рядом со мной забрали человек пять-шесть.

Не могу говорить за тех, кого избили или свинтили, но думаю, многих это ещё больше радикализирует и заставит выходить снова и снова, потому что это беззаконие и вопиющий произвол. Я собираюсь выходить на митинг и в следующую субботу, надеюсь, побоища устраивать не станут. Но больше полиции и даже ОМОНа меня ужаснули комментарии в фейсбуке и офлайн от тех, кто сетовал, что нам «мало наваляли», что «нужно было эту гниль зажравшуюся додавить» и прочее. Всё понимаю про психологические защиты и солидаризацию с агрессором, но пока не понимаю, как не впускать в себя эту ненависть, как справляться с яростью, эти чувства пугают даже больше потенциальных и реальных дубинок и автозаков.

Дмитрий Сухов
Мне немного стыдно, потому что от омоновца, который хотел меня задержать, я убегал. Когда на Трубной всех оцепили, он погнался за мной и подставил мне подножку, а я улетел в кусты. Я ударился головой, у меня текла кровь. Потом омоновец выковыривал меня из земли со словами: «Пойдём, дорогой, в автозак, мы тебе сейчас помощь окажем». У них действительно были с собой аптечки, и до приезда скорой они намотали мне тюрбан из бинтов на голову. Что-то человеческое в них есть, но лучше бы они вели себя так, чтобы не приходилось потом первую помощь людям оказывать. Я очень хотел бы сказать, что был смелым, но то, что у меня пропали очки, я только в машине скорой помощи вспомнил. После этого меня увезли в НИИ им. Склифосовского. Получается, что я дезертировал с поля боя по медицинским показаниям.

Я хожу почти на все митинги. Полиция и раньше винтила всех подряд, но не так зверствовала. В этот раз людей задерживали так, как будто хотели нарочно сделать им плохо: заломить руки, провести по асфальту лицом.

Я дважды баллотировался в муниципальные депутаты. Сейчас я вижу, что избирком грубейшим образом нарушает законы. Я хочу, чтобы допустили всех, кто собрал подписи в соответствии с законом. Но пока это не произойдёт, я буду ходить на митинги.

Наташа Тышкевич

Я хожу практически на все митинги с 2011 года. За это время у меня развилась интуиция, как не винтиться и быстро отходить в сторону, если что-то начинает происходить. В этот раз я решила не сбегать, а быть в центре событий прямо перед лицом вооружённого ОМОНа.

Мою подпись в поддержку Ильи Яшина графолог посчитал недействительной, затем меня не допустили на комиссию, на которой сказали, что мнение графолога важнее моего подтверждения подписи и меня, таким образом, не существует. Это нарушение моих гражданских прав, и вместе с другими последними политическими событиями это вызывает желание выражения своей позиции прямым действием.

Мне было страшно, но было и радостно, что я могу сделать хотя бы что-то и хотя бы где-то стать видимой. Мы переписывались с друзьями, встречались в толпе, и это чувство, что мы идём по своему городу и говорим вслух, что мы думаем, стоит всего того, что случилось потом.

В начале митинга было скучно, мы катались с другом по Тверской и смотрели на колонны ОМОНа и журналистов. Затем на Пушкинской я почувствовала себя в толпе интеллигенции (стала узнавать лица и общий настрой), где люди стояли как в классическом митинге. И вот уже потом началось движение. Это самое классное в последних протестах — ходить, рассыпаясь и собираясь по городу, объединяясь в решительные моменты и вовремя уходя. Около четырёх нашу группу окружили на перекрёстке Дмитровки и Столешникова, ОМОН выстроился в несколько рядов и пошёл на нас. В момент лобового столкновения я, признаюсь, запищала, но мы крепко сцепились локтями с другими людьми, и только пойдя прямой колонной, они смогли нас раздробить. Когда я увидела, как задерживают моего друга, у меня упало сердце, я кинулась к нему и сразу почувствовала, как меня тоже тянут сзади. В этот момент я ощутила такую ярость, что начала очень громко кричать. В этом крике были весь мой гнев и отчаяние политического настроения последних лет. Я кричала, потому что знала: когда тебя хватают на улице, надо не молчать, а привлекать внимание — и действительно, меня понесли почти как пушинку, только приговаривая «Вот е**нутая».

В автозаке я встретила своего друга и многих других прекрасных людей. Это очень важный опыт, потому что я теперь не так боюсь прямого политического столкновения и попадания за решётку. Я мирный человек, занимаюсь философией, а такие неправомерные действия меня только радикализуют. А ещё это помогает в феминистской практике, в осознании собственных границ и необходимости тренироваться в самообороне. Я буду ходить на следующие митинги, я не боюсь.

Борис Канторович

Мы оказались перед «Детским миром», когда ОМОН начал рассекать толпу. В какой-то момент человека, который шёл передо мной, схватил омоновец. Я рефлекторно потянул его за плечо. Мне прилетело в ухо дубинкой, и я начал заваливаться и падать вместе с ним. Дальше меня начали бить. Я рассчитывал, что мне помогут протестующие. Мне казалось, что меня бьют довольно долго. В какой-то момент подскочила моя девушка Инга, которая пыталась меня закрыть. Я пытался закрыть её тоже. Кажется, что это была плохая идея, потому что в тот момент полицейский начал прыгать у меня на спине. Всё это было снято на видео. Я посмотрел его сегодня — оказалось, всё было намного быстрее. Видимо, из-за выброса адреналина в кровь казалось, что время замедлилось. Я помню, что я пытался закрыться и кричал. Я никогда раньше не оказывался в такой ситуации. Потом меня отвезли в автозак, приложили головой об дверь ещё раз. Я попросил вызвать мне скорую. В ответ услышал: «Тебя никто не бил». Инга была рядом, мы с ней переписывались. Меня повезли в ОВД, я вызвал скорую туда. Меня забрали в Боткинскую больницу с подозрением на сотрясение мозга. В итоге только гематомы и ушибы. В понедельник меня выписали.

Когда я смотрел видео, думал ещё, что хотелось бы выглядеть более мужественным. Задета какая-то моя смешная мужская гордость. Я не считаю, что мог повести себя иначе, что мог бы не пытаться отбить того человека. Любое насилие нужно пытаться пресечь, и я очень благодарен Инге, что она меня защищала. У меня самая лучшая девушка, она очень смелая.

Год назад меня задержали на митинге 12 июня. Я тогда не стал разбираться. В этот раз мне уже предложила помощь «Зона права», буду встречаться с адвокатом. Я не очень высоко оцениваю вероятность своей победы в российском суде, но попробовать стоит. Я в любом случае буду ходить на митинги, пока они будут идти. Нужно добиваться справедливости.

Инга сейчас чувствует себя нормально, я тоже. Проблема в том, что кроме физического состояния есть кое-что ещё. Мне пока тяжело об этом говорить. Я когда рассказываю всё это, начинаю заново проживать эти события. Сегодня проснулся с утра, и мне очень хотелось плакать. Я уже давно хожу к психотерапевту. Доеду до него на следующей неделе и там поплачу. Думаю, что я с этим справлюсь.

Мне немного стыдно, но я понимаю, как устроено насилие: оно не может пройти бесследно, каким бы оно ни было. Хочется, конечно, казаться героем и говорить, что на меня никак это не повлияло, но всё это очень больно, обидно и пугающе.

.................