[donna-anna]

Но это я уже забежала вперед. Весной 93-го я привезла себе из Москвы малого красного пуделя Аль Стеффи Дар Яны. Мать ее - абрикосовая Дора Липс, владелец Татьяна Стаханова, отца не помню, а дед - Мандарин. Мать, кстати, была карликом, так же, как и отец, а вот моя Фаня вымахала аж 41 см - видно, гены. Зато у нее была роскошная голова и очень темная, насыщенного красного цвета шерсть. Окрас она сохранила до глубокой старости - даже в 16 лет, а умерла она лишь месяц назад, ее нельзя было назвать абрикосовой.
Тогда красный окрас был в фаворе, собак было много, и все довольно хорошего уровня. Но много - это по России, в чем я убедилась, когда году в 94-м приехала с Фаней в Москву разгонять тоску - в нашем ринге их было, по-моему, штук двадцать. Фаня получила третье отлично, чему я была по тем временам опять же несказанно рада. Судила американка - у меня даже где-то сохранилась фотография. Поскольку на английском я чуть-чуть «шпрехаю», то попросила ее оценить уровень красных пуделей в России. Она сказала, что в Америке красных собак такого уровня нет, и что такие щенки стоят не менее тысячи долларов. Я тогда посмеялась: мол, надо вязать в России, а рожать везти в Америку. Тысяча долларов за щенка - это была немыслимая сумма! Кто знал, что пройдет десять лет, и я возьму собаку примерно за эти же деньги.
Фане, когда я за ней приехала, было уже пять месяцев. Помню, прежде чем подпустить меня к щенкам, хозяйка попросила меня вымыть руки… Как в доме, где есть новорожденный… Я потом взяла это на вооружение, особенно в тех случаях, когда приходят люди, имеющие взрослых собак.
Поскольку щенки все это время сидели дома, то, естественно, были они слегка диковатыми. Но меня это не смутило. В поезде Фаня быстро освоилась, несмотря на то, что ехали мы на верхней полке, привыкла ко мне, и, когда мы добрались до Тюмени, уже считала меня своей хозяйкой. Это к вопросу о том, насколько быстро адаптируются к новым хозяевам подрощенные щенки. Уже в воскресенье мы пошли в клуб, помню, Фаня сидела на стуле у меня за спиной, свесив морду, и глаза у нее были такие грустные-грустные…