[donna-anna]

Доходило до абсурда: если все члены нашей семьи представляли себе размеры желудка «милой собачки» и её аппетит, то гости, которые изредка к нам наведывались, были уверены, что бедное животное морят голодом, поскольку нельзя без сердечной боли смотреть в несчастные глаза «Ричарда Гира», который несколько часов сидит у ваших ног, время от времени заглядывая в вашу тарелку. Демонстрировать объёмистую чашку было бесполезно. Любовно вылизанная, она всегда сияла так, словно её только что вымыли с помощью «Фэри». «Кормите чаще!» - возмущались эти поборники прав животных, забывая о том, что у собак, как, впрочем, и у людей, существуют такие понятия, как рацион и норма. Беда в том, что наша собака не знала своей нормы.
Особую любовь это, в общем-то, плотоядное животное почему-то испытывало к хлебным коркам. Мало того, что она караулила, сопровождая жадным взглядом, каждое наше движение во время обеда, мало того, что содержимое тарелок нередко перекочёвывало к ней в желудок, мало того, что ей принадлежало эксклюзивное право на поедание всего, что оставалось в кастрюлях и на сковородках… Нужно было видеть, как она сидела у стола в ожидании, пока ей отдадут последнюю корку хлеба, случайно задержавшуюся в хлебнице!
Чтобы было понятнее, представьте, что в холке эта милая собачка уже через два месяца достигала шестидесяти сантиметров. Прибавьте к этому минимум пятнадцать сантиметров шеи и ещё столько же черепной коробки. Теперь вам понятно, что этот одомашненный динозавр спокойно мог положить голову на стол, хотя обозревать содержимое наших тарелок можно было и без этого, наказуемого с моей стороны действия.
Итак, послеобеденная картина. В хлебнице лежит последний, уже подсыхающий кусок кем-то надкушенного и небрежно брошенного хлеба. Собака сидит возле стола. Взгляд её «гировских» глаз сосредоточен на будущей добыче. Видели, как в мультфильме «Маугли» удав гипнотизирует обезьян? Вот точно так же эта обжора гипнотизирует сухую корку, словно надеется, что сейчас она поднимется в воздух и перекочует к ней в пасть. Собака впадает в настоящий транс. Её можно звать по имени, она не отзовётся. Можно толкнуть – она не пошевелится. Мысленно этот кусок уже принадлежит ей. Она представляет, как грызет его, отщипывая маленькие кусочки. Мякиш застревает в зубах, и собака мотает головой, стараясь избавиться от этого не очень приятного ощущения. Ей это удается, и она проглатывает обильно смоченный слюной кусочек теста. И снова откусывает, и снова глотает… Можно проглотить, не задумываясь, кусок мяса, но хлеб… - в его поедании есть что-то от священнодействия.
Глаза собаки туманятся, в уголках губ собирается слюна и тянется тонкой нитью до самого пола…
Резкий пинок в бок заставляет её придти в себя.
- Пошла вон! – негромко, но достаточно твёрдо говорю я.
Собака вздыхает, поднимается, виляя униженно хвостом. «Разве это не мне? – печально озабочиваются глаза. – Жаль, а я так надеялась!»
- Вон! – повторяю я, указывая пальцем направление, в котором следует двигаться.
Но тут вмешивается жена.
- Тебе хлеба для собачки жалко?! – возмущается она, и корка летит собаке прямо в пасть. С быстротой жонглёра серый крокодил ловит добычу и, благодарно вильнув хвостом, удаляется на свое место, чтобы в тишине и покое насладиться, наконец, долгожданным лакомством.